Особым детям особенно нужна семья

Автор - Некрасова Ирина, приемная мама, бывший волонтер Нижегородской региональной Общественной организации «Детский проект», г. Нижний Новгород. Источник - Особый ребенок в приемной семье и в учреждении: социализация, интеграция, общественное мнение//Сборник материалов: региональный опыт, интересные практики, рассказы приемных родителей. – М.: БФ «Здесь и сейчас», 2015 г. 

Особый Дениска

С него началась летом 2010-го моя приемно-родительская жизнь. Ему тогда только исполнилось пять лет, он поздний ребенок сильно пьющей матери, испытал ее жестокое обращение, сменил два приюта, в которых прожил в общей сложности год.

В первом приюте психолог мне про него сказала: чуткий, нежный, преданный ребенок, самый лучший из всех моих воспитанников.

Во втором воспитательница сказала про него следующее: 30 лет работаю, всякое повидала, но такого не видела. Забивается в угол и крысится на всех, кусается, плюется. А про все остальное, у меня даже слов нет, у него не ЗПР, нет, у него явные органические повреждения, его дорога в 8-ку. Пусть поживет в семье, это ему полезно будет, но Вы очень скоро его вернете.

В процессе воспитания этого ребенка, я полностью согласилась как с первым мнением о нем, так и со вторым, и вернуть его хотела очень скоро, уже через полгода.

Иррационально я приняла его сразу, достаточно было взять его на руки и понюхать, а вот логику любую в отношении себя он старательно опрокидывает, как будто не хочет, чтобы она присутствовала.

Он умеет расположить к себе, запомниться и полюбиться, но это избирательно; а вот реакцию – пусть этот мальчик уйдет отсюда навсегда и как можно скорее, вызывает направо и налево.

Сколько раз мне за него приходилось принимать на себя вызванную им агрессию, не перечислить, но самое трудное для меня, это краснеть за него перед хорошими людьми, когда они на меня не нападают.

Через полтора года после него, я взяла восьмилетнюю Олю, а еще через два года ее старшего брата, 12-летнего Андрея.

Про Дениску писать и трудно, и легко. Он самый запутанный из всех детей, но на сегодняшний момент – не самый проблемный. Уже догадалась, что применять к нему общие мерки бесперспективно и себе дороже. Что с ним будет дальше, как ему будет во взрослой жизни, и какова в ней будет моя роль, вот что самое непонятное. Но абсолютно понятно, что понять это сейчас никак не получится.

Избирательность сознания и памяти, обучение не по спирали, а по кругу – это прямо про него. Сегодня он может спокойно просчитать таблицу умножения до конца, а завтра он изумленно узнает, что дважды два, оказывается, – четыре! Решаем пример, пока решаем, он забывает, какие цифры нужно сложить. При этом заявляет, что способен наблюдать, сопоставлять и делать выводы.

Он может не вспомнить, в каком сезоне мы встречаем Новый год, забыть, что после пятницы идет суббота, может расстроить любую связную беседу неожиданно идиотским вопросом или ответом. От неловкого обращения у него часто что-то падает, разливается или разбивается, по странному совпадению это часто выглядит будто нарочно.

Очень быстро его странности замечают другие дети и отворачиваются от него, а он мастерски вредно мстит им. Для того, чтобы восстановить против себя группу в детском садике или целый класс, у него уходит рекордно малое количество времени, в последний раз на это ушло три дня. Он, конечно, последний год тянется к старшему Андрею и его друзьям, и они его порою терпят до поры до времени, но потом он снова вылетает от них обиженным и огрызающимся. То, что он сам достает и провоцирует ребят, он признавал и раньше, но сейчас, в качестве прогресса, он говорит, что уже старается не доставать.

Надежды на то, что когда-нибудь он сможет учиться на общих основаниях, у меня никакой, что будет дальше с системой индивидуального обучения, тоже неизвестно. От всего этого опустились у меня руки на то, чтобы его развивать и образовывать, и вообще воспринимать всерьез. Ограничилась тем, что я привыкла к нему и нежно люблю его таким, какой он есть.

Он установил хорошие отношения с обучающей его индивидуально школьной учительницей. Она перестала задавать ему задания на дом, освободив меня от борьбы с его изобретательностью в неделании уроков, она спокойно относится, если случается, что он прогуливает или опаздывает на занятия. Отношу это на везение.

В музыкальной школе ему опять повезло. Раньше я считала себя хорошим педагогом, даже, чего греха таить, талантливым. Только я не понимала, что обучала тех, кому только чуть помочь, а дальше они сами. Дениска раскрыл мне глаза на мой педагогический уровень, и теперь, наблюдая на уроках, как работает с моим ребенком преподавательница по фортепиано, я вообще перестала про себя что-то считать, просто сижу и учусь, раз есть возможность. Алевтина Викторовна – настоящий высококлассный коррекционный педагог и мудрая женщина, которая умеет работать с мальчиками. Она спрашивает Дениску, с чего мы начнем, что он хочет играть, а что нет, она хвалит его за каждое правильное движение, поддерживает и подбадривает его, мысль не диктует, а подводит к ней, а непонятный ему ритм мягко отстукивает ему по плечу. Она не ругает, если он что-то забыл или не понимает, каждый раз находя новые слова и приемы для упрощения подачи материала. И также мягко она не дает ему сердиться и психовать, когда ему случается это попробовать, и он не смеет ослушаться.

Он сейчас играет пьесы двумя руками, а это очень непросто, я тоже пробую это играть, но у меня не получается то, что получается у него. Пожалуй, я лучше него могу передать лирическое настроение в пьесе, потому что не грохаю по клавишам, и с ритмическим рисунком могу помочь, если послушает.

Он стал иногда сам читать; выполняя задание, стал увереннее удерживать в голове его условия.

Оля

С момента оформления гостевого на Олю прошло почти четыре года, а с момента принятия ее в семью – три года и три месяца. Сейчас вспоминаю, с чем нас провожали интернат и встречали школы.

Я выглядела амбициозно и безответственно по отношению к ребенку, предлагая слабенькой даже по меркам коррекционки седьмого вида девочке мучиться в обычной школе, а ее учителям напрасно тратить время и усилия.

Когда она стала успешно учиться во втором классе обычной школы, я осторожно, но регулярно задавала вопрос ее учительнице: заметно ли отставание в развитии, задержки и прочее? Учительница неизменно отвечала: ну нет, нет, это не про Олю. Предположить, что учительнице не хватает специфического опыта, мешало то, что она, совмещая, вела часы и в коррекционной школе восьмого вида.

Потом Оля захотела заниматься музыкой, причем выбрала флейту. За игру на этом инструменте отвечает правильное дыхание, работа гортани, нёба и языка, то есть как раз речевой аппарат, то есть самое у нее проблемное. Для начала я отговаривала ее, предлагая заняться лучше рисованием, потом, видя горячее желание попробовать, уступила. Но переговорила с учительницей по специальности, обрисовала проблемы, настраивая на трудности и как бы заранее прося о снисхождении.

Как показало дальнейшее обучение по специальности, фортепиано и сольфеджио, я в тот момент выглядела предвзятой, возводя напраслину на способного ребенка. Теперь мне неповадно выступать с заявлениями об Олиной «коррекционности».

При переходе в пятом классе от обучения у одной учительницы к обучению у разных учителей-предметников, у нее проявились проблемы с поведением, но опять-таки не с учебой. Причем русский язык и литература сделались любимейшими предметами. Для меня эта успешность все-таки остается загадкой, потому что я вижу проблемы с речью, кругозором и словарным запасом. В устной речи Оля ошибается в падежных окончаниях, в числительных, формируя сравнительную степень, а пересказ прочитанного или увиденного ею часто удручает меня.

Особенно огорчает меня ее дикция в разговорном общении. При желании она чисто выговаривает все звуки, поэтому обращаться к логопеду вроде как незачем, но дома, в расслаб- ленном режиме, говорит «всмятку», не утруждая себя выговариванием отдельных звуков. Я иногда воспроизвожу ей кусочек услышанного, она досадует, но улучшению речи это никак не способствует, только отношения портит. Думая, что здесь проблема в неправильном дыхании во время речи, предложила ей посмотреть фильм «Король говорит». Фильм основан на реальных событиях: королю Англии для публичных выступле- ний приходилось преодолевать заикание. Там и о мешающих плавной речи зажимах, и об упражнениях на дыхание. К концу фильма Оля уснула.

Попросила коротко пересказать фильм «Москва слезам не верит». Оказалось, что фильм про то, как мужчина в грязной обуви сел в электричку и там познакомился с женщиной. История появления дочери у этой женщины прошла мимо – она в это время пить ходила на кухню. Во время сложного и трудного разговора выяснилось, что она просто не поняла про лимитчиц и про их обман. Договорились, что будем ставить на паузу фильмы, как только будет недопонимание того, что там происходит.

Последнее время Оля полюбила читать книги, читает одну за другой. Правда, при пересказе прочитанного та же проблема, что и с фильмами: главное не выделено, взаимоотношения между героями не поняты, а, может, она не умеет назвать словами то, что поняла, а может, ей мешаю в этом я – давлю авторитетом.

К счастью, для правильного баланса авторитетов, у нас есть такая вещь, как занятия музыкой. Там, где текст надо произносить не словами, а нотами и пальцами, Оля дает мне фору, и еще какую! Она быстрее, чем я, читает и запоминает нотный текст, и у нее пальцы движутся ловчее, но мне досталось лучше слышать и запоминать ритм. И так мы с ней разбираем и играем пьесы на фортепиано – она в два раза быстрее меня разучивает гораздо более сложную, чем у меня, партию, при этом я успеваю исправлять ее ритмические ошибки, а потом мы играем это в четыре руки, чувствуя при этом необыкновенное единение.