Особым детям особенно нужна семья

полностью себя обслуживает (застегивает молнию на куртке, сапогах, пуговицы); стирает свои вещи (если надо); вытирает со стола (обязанность); выжимает тряпку; заправляет пододеяльник; ВЯЖЕТ спицами и крючком (лучше моих дочек в его возрасте!); играет на виброфоне и металлофоне; занимается плаванием в “Олимпийском” и недавно участвовал в первых соревнованиях; играет во дворе в хоккей; катается на коньках; носит мне сумки из магазина… Я не объясняю ему, как что делать, только: “Ты уж как-нибудь приноровись!” - вот он и приноравливается, потому так много сам и умеет.

Олег замечательно скоординирован, прекрасное логическое мышление, много читает, артистичен (это о левом-правом полушарии). Он полностью компенсировался.

Это приемный мальчик, я взяла его три года назад. Так получилось, что тогда я работала в детском доме для умственно-отсталых детей-инвалидов, где он находился. Но было видно, что у Олега интеллект нормальный, хоть и стоял диагноз. С моими двумя дочками (сейчас им 11 и 16) мы думали об усыновлении другого ребенка, но потом оказалось, что Олега должны переводить в другой детский дом (опять для умственно-отсталых), и я за него испугалась, - стало его жалко. Искала, искала ему приемную семью, а потом, когда никто не соглашался, вдруг возник вопрос: “А почему не я?”. Я на месяц затаилась и никому ничего не говорила - принимала решение, «встраивала» его в нашу жизнь. И так как все очень хорошо складывалось, решила его взять.

Он был как Маугли - семь лет жизни в соцучреждениях очень тяжело ему дались… Конечно, была явная задержка психического развития, словарный запас как у Эллочки-Людоедочки. Пришлось общаться как с иностранцем. Мне было не до его руки; главное, мозги в порядок привести! В итоге, диагноз “умственная отсталость” у Олега сняли.

Три года прошло. Было, конечно, тяжеловато, но теперь семья приняла жесткую «структуру», дети распределили свои роли, и мы живем с теми же проблемами, что и все многодетные семьи. И сын уже болтает так, что я прошу его иногда помолчать; он настоящий хороший лидер, ребята с удовольствием с ним играют, прислушиваются к нему. Учится Олег во втором классе вальдорфской школы (в Москве, на Серпуховской). Вальдорфская педагогика изначально так сориентирована, что в ней допускается присутствие в классе 5% особых детей - учителя знают, как с ними обращаться. Олег легко туда вписался, к тому же полшколы приходили в тот детский дом, где он раньше жил. В классе его очень любят, мальчишки считают его самым умным. Школа привыкала к нему недели две, а потом, наспрашивавшись и натрогавшись (дети любят потрогать, рассмотреть его ручку), перестали замечать его особенность.

Меня одно время волновало, стоит ли делать протез. В итоге решила, что буду делать только лет в 13-14, “косметику”, и то, если начнутся юношеские комплексы. Мне кажется, протез не дает возможности как следует “примостыриться” и только мешает. Недавно я разговаривала с девчонками-пловчихами (20 и 14 лет, у одной нет кисти, у другой рука такая же, как у Олега), так они обе уверенно сказали, что с ним неудобно. Сами они пользуются протезами только для косметики и советовали мне раньше 13-14 лет ребенка этим не мучить…

Конечно, на нас много обращают внимание, реагируют - например, в метро, в поликлинике. Я объяснила детям, что мы теперь как артисты. Ну, что поделаешь? Принимаем как данность. Но тут ведь многое зависит от настроя мамы. Не надо относиться к окружающим, как врагам, лучше быть доброжелательной к людям. Русские ведь жалостливые, у них естественная реакция: “Ой, бедный, чем я могу тебе помочь?” - даже если говорят при этом какие-то другие слова («Что с рукой?» - и смотрят так, как будто это я ему откусила!). Конечно, к этому надо привыкнуть. Иногда я беседую, объясняю, иногда специально забалтываю. А если настроения нет, научилась делать такое лицо, чтоб у людей отпадало желание расспрашивать.

Сыну иногда деньги суют в метро, угощают… Но ведь он сирота; значит, давая ему, люди Богу дают, - я не имею права отказываться. Так что благодарю и сына научила говорить: “Господи, дай этому дяде/этой тете всего самого хорошего!”

Это со взрослыми. А с детьми обычно так: сначала смотрят квадратными глазами, кругами ходят, потом некоторые спрашивают: “Можно потрогать?” - “Да, пожалуйста!” И через полчаса им уже плевать на эту руку, спокойно играют. А если родители шикают: “Не подходи, не спрашивай!” - я сама к ним обращаюсь: “Тебе непонятно, что с его ручкой? Вот, смотри! Он родился такой, понимаешь? Хочешь, можешь пожать ему руку!” - заодно начинаю и про другие инвалидности рассказывать, переключаю: как помогать, если встретишь незрячего, например.

У меня второе высшее образование - специальная психология. Так что моя задача - адаптация инвалидов в общество. Надо, чтобы “обычные” дети умели жить с инвалидами. А что касается сына, мне важны личностные качества, социализация, нравственность моего ребенка, а к любому увечью очень быстро привыкаешь.